Большое интервью нападающего «Спартака» Игоря Радулова - о детстве, родном городе, игре за океаном и о многом другом.


- Осенью вы не играли из-за травмы полтора месяца. В карьере были более длительные паузы?
- Один раз в Уфе мне делали операцию на колене, но вот так, выбывать из строя на полтора месяца – такого со мной не случалось.

- Ощущали из-за этого дискомфорт?
- Конечно. Неприятно, что сидишь без дела. Смотришь с трибуны, как ребята играют, а ведь хочется тоже выходить на лед, помогать команде. Но что делать, раз сложилась такая ситуация, её нужно просто принять и надеяться на лучшее.

- Ваше детство прошло на катке?
- Да, в Тагиле. Наш отец играл за местную команду, а дед работал в бригаде, которая занималась заливкой льда. Плюс мы жили рядом с ледовым дворцом. Поэтому в дошкольном возрасте мы с братом практически жили на катке. Да и учась в школе, огромное количество времени проводили там уже после занятий: приходили во дворец, катались и с фигуристами, и хоккеистами.

- Коньки и первую форму покупали родители?
- Поначалу что-то доставал отец, а потом форму стали выдавать. Раньше ведь так и было, это сейчас её нужно покупать за свои деньги. В мое время с этим больших проблем не было. Пусть форма была не импортного, а отечественного производства, зато с тем, где и как её достать, больших трудностей не возникало.

- Отца на льду застали?
- Конечно. Помню, как он играл. Один раз присутствовал на матче, в котором отец забил гол. Он тогда выступал уже не за «Спутник», а за новоуральский «Кедр».

- Ваше детство пришлось на 90-е. В вашей семье это как-то ощущалось?
- Думаю, об этом лучше спросить наших родителей. Наверное, да, им тяжело было. Хотя, мы с братом этого не замечали, они всё для нас делали: мы всегда были сыты, одеты, у нас всё было. Нас, конечно, не баловали, и считаю, это правильно. В хоккейном плане вообще проблем не было, я даже где-то помогал другим ребятам: мог, например, поделиться клюшками. Все-таки мой отец играл в команде мастеров, и иногда у него появлялась возможность отдать нам клюшки, которыми по той или иной причине не могли играть взрослые хоккеисты. Я приносил их в раздевалку, и ребята разбирали.

- Дома с отцом в хоккей играли?
- Больше с братом - все углы дома отбили (смеется).

- Как обстояли дела в школе?
- Когда жил в Тагиле, то, конечно, ходил на занятия, потому что там контролировали мою посещаемость. А вот после переезда в Ярославль больше сконцентрировался на хоккее, и учеба отошла на второй план. Сразу вспоминается история, которая случилась со мной практически сразу после попадания во вторую команду. Однажды мы с моим приятелем опоздали на тренировку из-за того, что задержались в школе. Тренером второй команды тогда был Владимир Николаевич Крючков, он встретил нас со словами: «Молодые люди, в чем дело?» Мы объяснили причину опоздания, на что Крючков ответил: «Все, что мешает хоккею, надо бросать». После этого мы вообще в школу не ходили (улыбается).

- В каком возрасте вы поняли, что хоккей станет для вас смыслом жизни?
- Наверное, лет в семнадцать-восемнадцать. Когда меня стали подпускать к команде мастеров.

- Первую зарплату помните?
- Вначале нам платили стипендию, потом уже зарплату. Деньги были небольшие.

- Чтобы чего-то добиться, нужно было непременно уезжать из Нижнего Тагила?
- Да. Там уже и тренеры менялись каждый месяц, и народу в команде осталось от силы человек десять плюс один вратарь… Денег особо не было, всё разваливалось. Поэтому, если тебе хотелось чего-то добиться, нужно было уезжать туда, где для этого есть условия.

- Что из себя тогда представлял Тагил?
- Я не особо часто выбирался за пределы своего района, поэтому мало чего могу рассказать. Рабочий город.

- Драться по молодости приходилось?
- Конечно, и в этом нет ничего такого. Думаю, все мальчишки дерутся в юности – это обычное дело.

- Родители спокойно отпустили в Ярославль?
- Переживали, конечно, но в то же время понимали: для того, чтобы я мог чего-то добиться, нужно делать выбор. В Ярославле я жил на полном обеспечении спортивной школы. Сейчас, говорят, этого уже нет, но в мое время в городе было три базы: основной команды, второй команды и база, на которой жили хоккеисты местной спортивной школы. Там были воспитатели, которые следили за нами, за нашей дисциплиной, чтобы мы были сыты и ничто не мешало нам заниматься хоккеем.

- Чем занимались в свободное время?
- Его особо и не было: утром тебя будят в школу, потом ты идешь на тренировку, после нее возвращаешься на базу. А что на базе делать? В приставку вот играли, например. Ничего особенного. Иногда гуляли по городу.

- На футбол ходили?
- Да, на «Шинник». В тем времена он неплохо выступал, играл в премьер-лиге.

- Момент, когда открылся новый дворец, помните?
- Нет, меня тогда уже не было, я уехал из Ярославля. Тогда в клуб пришел Владимир Вуйтек, и меня не взяли на предсезонный сбор в Финляндию. Я собрал вещи и уехал в Америку.

- Вы наверняка были знакомы с кем-то из тех ребят, кто погиб в авиакатастрофе 7 сентября 2011 года.
- Да. С Ваней Ткаченко мы играли в одной тройке во второй команде… Он был хорошим, светлым парнем. Жалко, что так получилось, жалко всех ребят… Это огромная трагедия.

- Знали о том, что он помогал детям?
- Конечно, нет. Думаю, об этом не знал никто.

- В Ярославле вы пересекались с Петром Ильичом Воробьевым…
- Да. Но не могу сказать, что у меня сохранились какие-то воспоминания. Раньше ведь как было? Пришел, потренировался, сделал, что тебе сказал тренер, и всё. Да и сравнивать не с кем было, так что работали и работали.

- Кто самый жесткий тренер на вашей памяти?
- Наверное, Брайан Саттер, под его руководством я играл в НХЛ. Жесткий человек, постоянно повышал голос, с его стороны была даже своеобразная травля. Думаю, он не особо любил европейских хоккеистов.

- Скоро исполнится год, как хоккейный мир потерял Валерия Белоусова. Каким он вам запомнился?
- Нормальный мужик. Спокойный, работа у него построена на доверии, всё доходчиво объясняет – хороший тренер, что сказать. Я успел поработать и с Сергеем Михалевым. Душевный человек, очень простой. Не могу сказать о нем ничего плохого, в памяти только хорошие воспоминания. Печально, что из жизни ушли такие люди, профессионалы своего дела, но так бывает, порой, мы ничего не можем с этим поделать. 

 
- Вы с братом Александром играли вместе в Уфе. Это – счастливое для вас время? 

- Конечно, здорово было поиграть вместе, и в ЦСКА, где мы вновь выходили на лед вместе - тоже. Потом мне пришлось перейти в другую команду, но куда деваться, это – спорт. Безусловно, получал удовольствие, играя с братом, но, думаю, удовольствие получает любой, кто выходит с Сашей на лед.

- В ЦСКА во время локаута вы успели поиграть с Павлом Дацюком…
- Да. Было приятно. Дацюк – гений, думаю, все об этом знают.

- Самые сильные стороны родного брата?
- Он постоянно заряжен на борьбу, на победу. Сашка никогда не сдается.

- Племянника уже видели?
- Да. Мы ведь с братом и его семьей живем в одном подъезде.

- Александр рад рождению сына?
- Естественно. Все рады. Сашка любит детей, и очень хотел своих.

- Вы уезжали в Америку, не достигнув 20-летнего возраста. Страшно не было?
- Не думал об этом. Сразу настроил себя на поездку. Решил, что раз в Ярославле не дают шанса закрепиться в команде, зачем скитаться по арендам, лучше сразу попробовать себя за океаном. Нет, значит, нет. Но если ты уже решил, что надо ехать, бояться нет смысла. Нельзя переживать и настраивать себя на негатив мыслями вроде «а вдруг не получится».

- Вы ведь ехали туда не за деньгами, а за мечтой?
- У меня даже контракта не было, ехал в юниорскую лигу. О каких деньгах там может идти речь? Это уже потом я подписал контракт… Хотя даже не вникал в его условия, я полностью доверился своему агенту, всем занимался он. Поехал в Америку, даже не зная языка. Повезло, что тогда там был парень из Украины, он более-менее владел английским, мог изъясняться и помогал мне. Жил я в семье, там были все условия, как говорится, играй в хоккей и не думай больше ни о чем.

- Что из себя тогда представляла юниорская лига?
- Отличный хоккей, постоянный ажиотаж. У нас был новый дворец, на котором подчас собиралось по десять тысяч человек. На первых порах это, конечно, шокировало. Ведь в России в то время такого не было и в помине. В те годы была Суперлига, на матчи которой в Ярославле ходило тысяч пять, а на вторую команду только родители и девушки – от силы человек двести. Потом привык… А в Америке свет гаснет, музыка играет… (смеется).

- Накануне первого матча в НХЛ волновались?
- Эта игра должна была пройти в выходные и начиналась, если мне не изменяет память, в час дня. Раскатки утром не было. Конечно, это заставило меня понервничать. Успокоил себя тем, что на дворе конец чемпионата, моя команда не попадает в плей-офф… Решил, что надо сыграть, как могу, как умею, все равно от этого матча многое не зависело: оставалось всего восемь игр до конца сезона.

- И вы их здорово провели?
- Ну так, нормально (смеется).

- НХЛ – космос?
- Конечно, там совсем другая атмосфера, другие скорости. Нужно быстрее думать, двигаться, ведь площадка меньше, чем у нас, а соответственно и меньше времени на принятие решений.

- Вам больше нравится играть на маленьких площадках?
- Мне кажется, на них интереснее. В первую очередь, для зрителей, но и для хоккеистов – тоже: больше моментов, быстрее хоккей, ты должен быть всё время собран. 

 
- В «Чикаго» вы застали Алексея Жамнова…

- Да, бывало, мы даже выходили на лед в одном звене. Он был звездой, капитаном команды. Очень здорово играл! Хороший центрфорвард, который мог видеть площадку с закрытыми глазами. Просто так ведь капитаном не выберут, правильно?

- Он помогал вам на первых порах?
- В команде было много русских ребят, мне сразу сказали: «Не тушуйся, никто тебе ничего здесь не скажет, просто выходи и показывай свой хоккей».

- Как вспоминаются годы, проведенные в «Витязе»?
- Когда я играл там, «цирка» с тафгаями не было. Меня уже не было в команде, когда в составе появились игроки вроде Мирасти. А вот с Саймоном играл в одном звене, мы были знакомы еще со времен «Чикаго». Этот человек забивал в НХЛ по двадцать девять голов… Приехав сюда, Саймон сразу сказал: «Я ни на кого прыгать не буду. Если кто-то захочет драться, пусть подъезжает, тогда - да…» Хотя кулаки у него здоровые, как пивные кружки (смеется). Приятно было с ним играть, да и в жизни он – классный парень.

- Оглядываясь назад, что бы хотели изменить в своей жизни?
- А смысл о чем-то жалеть? Ты ведь все равно не сможешь ничего исправить. Прошлое не вернешь, надо смотреть в будущем и думать о нем.

- Не корите себя за то, что не удалось подольше поиграть в Америке?
- Стараюсь не думать об этом, это – пройденный этап. Нужно настроиться на настоящее и будущее, а не концентрировать свое внимание на том, что уже прошло.

- Есть ли хоккейные награды, которые вы храните в родном Тагиле?
- Там ничего нет. У родителей хранятся только шайбы, например, первая в НХЛ. В местном дворце висит моя майка. Её попросили у меня после драфта для музея – я и отдал. Еще там есть игровой свитер брата. Я же ничего не коллекционирую, разве что игровые свитера, но и они просто лежат у меня в кладовке, на стены я ничего не вешаю.

- Спустя столько лет в хоккее, продолжаете получать удовольствие от игры?
- Конечно! И от игр, и от тренировок. Ведь если ты не получаешь удовольствия,зачем выходить на лед? Может, у кого-то и получается, но я этого не понимаю.

Источник: пресс-служба ХК «Спартак»

Интервью добавил: Белогор

оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи!