Врач Владислав Корницкий работал в футбольном «Спартаке», а после скандального увольнения устроился в «Спартак» хоккейный. В интервью «Матч ТВ» он рассказывает, чего больше всего боится Квинси Промес, как помощник Якина делал из игроков пауэрлифтеров и что ему не смог простить Дмитрий Аленичев.

— Когда в «Спартак» приходил Аленичев, в клубе была эйфория?
— Бешеная. Его действительно ждали.

— Все думали, что сейчас начнутся стеночки и забегания?
— Как выяснилось теперь, ребята это умеют. И даже Зе Луиш играет. Помню, как он впервые увидел снег на тренировке. Надел на себя все, что было — маску, шапку, толстую куртку… А рядом Глушаков в одних шортах. Зе Луиш удивляется: «Как такое возможно?» Ему говорят: «Ничего, скоро и ты привыкнешь». Как видим, привык.

— Тренеры Якина по физподготовке перегружали игроков. А как было у Аленичева?
— А у Аленичева был Олег Саматов. Когда человек просто дает упражнения, которые знает, — это одно. Когда он имеет собственную программу и расписывает ее каждому индивидуально — другое. Сейчас в самой тренировке разница. Приходит Хавьер (Нойя, тренер по физподготовке в штабе Карреры — «Матч ТВ») в «Спартак-2» — травматизм снижается, приходит в основной «Спартак» — то же самое. Человек хорош в своем деле.

— Семь защитников в игре с «Ростовом» Аленичев объяснял тем, что ему некого выпускать со скамейки. Тренеры выясняли, почему в команде такой высокий травматизм?
— Конечно. Спрашивали и у меня, и у физиотерапевтов, и у тренеров по физподготовке. Они даже тренировки поменяли — убрали прыжковые элементы и высокие барьеры. После них как раз появлялись мышечные травмы.

— Игроков удивляло, что Титов во время тренировок больше тренировался сам?
— Бывало и такое. Он часто принимал участие в игровых элементах тренировок.

— До той истории в матче с «Зенитом», когда «Спартак» пропустил, пока вы оказывали помощь Боккетти, у вас были проблемы с Аленичевым?
— Сразу расставлю точки — у нас с ним не было никаких недопониманий. Аленичев никогда не кричал, и даже та ситуация с Боккетти не обсуждалась никак. Ни тренерский штаб, ни руководство клуба не выразило мне претензий. Существует регламент: при травме головы доктор может оценивать состояние пострадавшего две минуты. В игре с «Зенитом» я оказывал помощь Боккетти 75 секунд — все это много раз проверялось с секундомерами. Было рассечение над бровью — фактически до кости. Сальва (Боккеттти — «Матч ТВ») начал махать руками — «Давай быстрее! Мне надо на поле!» — и сдернул повязку. На повторное наложение ушло 10–15 секунд, но в нормативы я все равно уложился. Да, в это время нам забили гол. Но мы играли в пять защитников, четверо из которых находились в это время в штрафной. Четверо защитников — против Дзюбы!

— Что было дальше?
— Ситуация преподносится так, что я ушел из «Спартака» из-за этого. Но я не могу сказать наверняка.

— Давайте проясним: в раздевалке Аленичев ничего вам не говорит, потом уходит на пресс-конференцию, где предъявляет претензии, после этого возвращается — и опять не говорит?
— Да. О том, что он сказал на пресс-конференции я узнал, когда ехал домой. Друзья пишут: ты посмотри пресс-конференцию-то. Честно говоря, был шокирован. Понятно, что эмоции, что сошлись обстоятельства, но такие вопросы решаются внутри команды. Братцы-журналисты, конечно, тоже подлили масла в огонь. Было обидно услышать это не в лицо и не услышать потом. На первой тренировке после игры Аленичев как всегда пожал мне руку — и дальше все было в обычном режиме. Помню, ребята говорили: «Доктор, твоя-то какая проблема? На поле мы были». Боккетти вообще извинился.

— А Дзюба, который тогда забил, что-то говорил?
— Мы, кстати, нормально общаемся, периодически он даже присылает поздравления. Артем — один из немногих игроков, кто называет доктора на вы. После той ситуации он сказал: «Я вообще не понимаю, что произошло. Уверен, у вас все будет хорошо». А перед «Крыльями» мне объявили, что контракт будет расторгнут.

— С вами разорвали контракт или просто не продлили?
— Разорвали — контракт у меня истекал 31 мая, а деятельность в клубе я закончил 5 декабря. Мне об этом объявил Вартапетов (глава медицинского департамента «Спартака» — «Матч ТВ») — где-то дней за 10 до окончания. Сказал: «Принято решение разорвать с тобой контракт».

— От Аленичева ждали, что он будет более принципиальным. А получалось так: он говорит, что Широков ему нужен, а на следующий день Широков уходит из команды. Как это возможно?
— В моем понимании, если человек тебе нужен, он будет в команде. Из команды мы ушли вместе с Широковым — на тот момент Рома был здоров и находился в прекрасной физической форме. И вообще, в свои 34 он бегал кроссы наравне с Промесом и без единой доли одышки.



— Вы с самого начала хотели быть спортивным врачом? Или это больше стечение обстоятельств?
— Я пришел в спорт не сразу: работал фельдшером на скорой помощи, затем доктором в стационаре. Но 90-е — это тяжелое время. Я пытался даже уйти из медицины — одно время работал консультантом швейцарской ортопедической компании. Но потом понял, что это не мое и я должен заниматься врачебной практикой.

— Первый день на скорой помощи помните?
— Даже дату помню — 21 марта 1990 года. Приняли на работу — и сразу сказали: «Останьтесь, у вас сегодня первые сутки!». Чего-то экстраординарного тогда не случилось — старики, сердца, давление. Обычная линейная бригада. Но дальше практически ни дня без огнестерелов или ножевых ранений. Приходишь на сутки — и знаешь, что у тебя как будто боевые действия идут. Тяжелее всего пришлось в 1991 и 1993 годах. Хотя в августе 1991-го мы работали в штатном режиме. Сначала даже не поняли, что происходит — только потом через заведующего узнали, что в городе введен комендантский час. Очень напряженный был момент, но обошлось практически без пострадавших — люди в основном по домам сидели, забыв про болезни.

— В 1993-м все было серьезнее?
— В районе американского посольства нашу машину обстреляли — эти щелчки по корпусу и дырки от них ни с чем не спутаешь. Скорее всего, стреляли с крыши. Хорошо еще, что внутри не было пострадавших. Основные жертвы тогда были в районе телецентра. Все Останкино гудело, мы находились километрах в двух оттуда — ближе к Проспекту мира. Вокруг бегали люди с оружием — понять, кто за кого, было трудно. Поэтому мы просто брали раненных и везли в ближайшую больницу.

— Теракты конца 1990-х вы тоже застали.
— Я тогда работал на бригаде травматологической реанимации ЦИТО-ГАИ. 9 сентября 1999-го мы приехали на улицу Гурьянова одними из первых. Увидели дом с обрушенной серединой. Все горело, кругом битое стекло и куски бетона вперемешку с остатками мебели. Провели там около получаса, взяли двоих шоковых с осколочными ранениями. Потом уже подтянулись основные силы.

— Как в такие моменты держать эмоции под контролем?
— Главное — не ввязываться в полемику с людьми. Только холодная голова и четкие действия, доведенные до автоматизма.

— Сколько в 1990-х платили за вашу работу?
— В те годы у меня уже была семья и маленькая дочь, хватало только на самое необходимое. Покупка музыкального центра казалось счастьем — для меня это было важно, потому что я всю жизнь увлекался музыкой.

— Откуда взялось это увлечение?
— Я вырос в Останкино, а там все ребята — дети работников телецентра. Только у них был доступ к музыкальной информации. Так я увлекся тяжелой музыкой — Iron Maiden, Judas Priest, Kiss, Scorpions. С тех пор у меня большая коллекция винила. Однажды на пластинку Twisted Sister потратил 100 рублей, копил на нее несколько месяцев.

— В 1990-х, когда все это стало доступным, романтика не ушла?
— Наоборот. Я много лет дружу с создателем группы «Агни Ульфа» Володей Вековищевым. «Агни Ульфа» — это сокращенное «магний сульфат», только без первых и последних букв. Там никакого плагиата, только свое. Концерты раз в год, чаще не получается — профессиональных музыкантов в группе нет, все люди разных профессий. Зато есть записанный диск — «Толерантность». Дочка говорит, что Вовин вокал похож на «Ляписа Трубецкого». Ха! Но на «Русском радио», думаю, были бы не худшие.

— Спортсмены выше увлечение разделяют?
— Редко. Недавно в Новокузнецке услышал «Яблоки на снегу» — парни в раздевалке поставили. Говорю: «Ребята, где вы ее нашли?». Считаю, рок-музыка добавила бы драйва и на тренировках, и в играх.


— Как вы попали в футбол?
— Еще на скорой работал в одной бригаде с Леонидом Лялиным и Михаилом Вартапетовым. Первым из нас в спорт ушел Лялин. Поднялся с «Химками» из второй лиги, потом позвонил мне: «Есть вакансия — небольшой клуб «Зеленоград». Подмосковье, хорошие ребята». Я согласился и отработал там 2,5 года. А потом уже был «Локомотив-2» и «Спартак». Забавно: в детстве я никогда не играл в футбол, в отличие от хоккея.

— Выезд в Мурманск — главное впечатление от второй лиги?
— На самом деле «Север» принимал в Кировске — а это 160 км от Мурманска по ледяной пустыне. Полярный день — настоящее сумасшествие! Просыпаешься, смотришь на часы — и не понимаешь: 4 утра или 4 вечера. Но главное — это погода. Мы играли в июне — а там «минус 2» и ледяной дождь со снегом, промерзли все до костей. Игрокам даже разрешили поддевать теплую одежду, что вообще-то запрещено правилами.

— Кто вас позвал в «Спартак-2»?
— Вартапетов: Лялина в основу, меня — к резервистам. Сразу объяснили: ты приходишь не просто в команду, а в большую структуру. Я отработал год, а потом случилась трагедия. На выезде в Краснодар Леонидычу (Лялину — «Матч ТВ») стало плохо. Он вернулся в Москву, попал в больницу — и буквально через неделю скоропостижно умер. Быстро сгорел, хотя и бывший боксер. Вартапетов стал совмещать должности главы департамента и врача команды. А мне предложил с начала сезона заняться первой командой. Пришел Якин — и я одновременно с ним. С Муратом как с человеком у меня проблем не было. Он эмоциональный, мог вечером повысить тон, но утром подходил: «Доктор, извини за вчерашнее — вспылил».

— Из-за чего он мог вспылить?
— Какие-то рабочие моменты. У него английский не родной, у меня — не идеальный. А через переводчика общались не всегда. Из особенностей: у них, например, не принято, чтобы игрок тренировался в общей группе с ограничениями. Якин считал так: либо ты занимаешься с тренером по физподготовке, либо со всеми.

— Широков спрашивал Якина, когда на тренировках начнется работа с мячом.
— В той ситуации Романа допустили в общую группу, но его забрал Грютер (Вальтер Грютер, тренер «Спартака» по физподготовке — «Матч ТВ»), который сказал: «Сейчас поставим фишки — и будем бегать». Широков ответил: «Я это уже четыре месяца делаю, могу показать. Мне другое надо». Но в плане подготовки Широков человек суперобязательный — он хорошо знает и чувствует свой организм. Очень трепетно относится к подбору как продуктов питания, так и медицинских препаратов. Всегда задаст вопрос: «Зачем мне это? Какая-то новая технология? А что это даст? Что я должен почувствовать?»

— Бранислав Иванович в «Локомотиве» отказывался употреблять любые таблетки.
— Чтобы Квинси Промес сделать укол, тоже нужно постараться. Ходишь и уговариваешь: «Квинси, понимаешь, это надо». А он: «Ну, может, не надо? Может быть, есть другой вариант?» При этом он воин, обычной боли не боится совершенно. Промес вырос на окраинах Амстердама, где постоянно приходилось за себя постоять. Как-то на сборах сцепился с Инсаурральде, который в два раза больше него. Аргентинец же такой, секатор. Одному на тренировке ноги отбил, второму — и вспыхнула стычка. Когда Промеса задевают, он всегда реагирует. Но при этом он замечательный парень, его любит вся команда.

— А кого не любили?
— За команду не скажу, но лично я не понял Пареху. Помню, как вальяжно он лежал в кабинете физиотерапии, звонил своему врачу и говорил: «Мне тут доктор что-то делает. Это правильно вообще?» Было неприятно. Об Озбилизе, кстати, у меня остались теплые воспоминания — он работяга, носом рыл землю, чтобы восстановиться. Потом приходил в физиотерапию и плакал от боли, а с утра шел опять. Три раза один и тот же крест порвать — это не шутки! Грютер даже говорил, что Араз больше не сможет выйти на поле. Но когда Озбилиз сыграл в последнем матче сезона, мы поставили себе галочку — кое-что можем.


— Другой тренер по физподготовке, Харун Гюлен, многих запугал?
— Харун тренировал спецназ, а к футболу это не имеет никакого отношения. Один раз он чуть не убил Песьякова штангой! Сережка говорил, что такой штанги не видел даже по телевизору. Харун блинов навешал — и Песьяков споткнулся, Ребров его еле поймал. Занятия в тренажерном зале шли по принципу пауэрлифтеров. Перегружали колени, бедра, мышцы ног. Тогда травмы и посыпались. Игроки чувствовали, что им плохо и что ноги не бегут. Мы вели подробную статистику по травмам, срокам восстановления и ограничениям по нагрузкам. Тренерам это всегда предоставлялось.

— Жозе Коусейру подозревал врачей «Локомотива», что они затягивают восстановление игроков.
— В «Спартаке» есть четко регламентированные и одобренные Советом директоров сроки. Например, задняя поверхность бедра — до 6 недель, кресты — до 8 месяцев. Если восстановление затягивается, нужно это мотивировать и обосновать.

— Методы работы доктора Лю вас когда-нибудь шокировали — детский кал, песок, вот это все?
— У нас с ним прекрасные отношения. Он грамотный сертифицированный специалист, и шаманства в его лечении нет. Я понимаю, о каком интервью вы говорите, но доктор Лю — человек с большим юмором. Это все было полусерьезно, но кто-то принял за чистую монету — «Ага, в «Спартаке» кормят детским калом». Лю - большой профессионал. Он прекрасно владеет теорией меридианов — это когда тело делится на сегменты, которые соединены линиями. Если у тебя проблемы в животе, он может поставить иголку, допустим, в голень. И все пройдет.

— Был момент, когда он совершил магию?
— При мне команда летала в Комсомольск-на-Амуре — 11 часов в самолете, да еще туда-обратно за полтора дня! Когда вернулись, все были вареные. Лю в кратчайшие сроки все исправил.

— Джано действительно боится летать или случай с Комсомольском стал исключением?
— Для него это был принципиальный момент. Дикий поступок, конечно... Якин хотел, чтобы Джано полетел на игру, хотя накануне у него разболелась нога. Но когда команда собралась в автобусе, чтобы отправиться в аэропорт, чемодан Джано стоял, а самого его не было. Обыскали всю базу — не нашли, и получили команду ехать.


— Примерно в то же время, когда у вас случился конфликт с Аленичевым, Моуринью поругался с Евой Карнейро. Вы были на стороне врача?
— Я не знаю, как у них все случилось, но Ева - высококлассный специалист, и не могла выбежать на поле без команды судьи. Просто тренер думает, что хочет выиграть только он.

— Как появился вариант с хоккеем?
— Полгода я был в «заслуженном» отпуске. Потом позвонили друзья и предложили работу. Было интересно попробовать — тем более это «Спартак».

— Зубы в хоккее в каждой игре приходится собирать?
— Достаточно часто. Недавно одному игроку шайба нижнюю губу пробила — фактически сквозная дыра была. Такой щелчок — думали, зубов не останется! А самое тяжелое — это когда вратаря снесли, и он затылком об лед ударился. Увезли с площадки с сотрясением.

— В хоккее в два раза больше игр, чем в футболе. После всех этих выездных серий с ума не сходите?
— Бывает иногда. Но мы профессионалы и умеем релаксировать и абстрагироваться. Дорога, конечно, сложнее, чем в футболе. Здесь у нас тройные выезды, а сейчас вообще шестерной. Игры через день, начало — 3 января, возвращаемся 15-ого.

— Что такое хоккей в Китае, поняли?
— В «Куньлуне» три китайца, так что не знаю. У них даже доктор русский — молодой парень, один там все делает. В «Спартаке», для сравнения, трое врачей. Сам клуб базируется в Пекине, но принимали нас в Шанхае. Летели туда с пересадкой. В Китае было очень сложно регулировать питание — хотя мы останавливались в европейском отеле. Они, к примеру, не понимают, что такое куриный бульон — им обязательно нужно сделать из этого суп!

— Что еще вас удивило вас в хоккее?
— Периодичность игр и то, что ребята реально хотят играть. Они не понимают, что значит не выйти на лед. В хоккее перелом пальца на руке не является причиной для схода с тренировки. Рассечение зашивается — и человек сразу возвращается в игру. Характер!

оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи!